Леви в стране чудес

Настенные часы неприятно тикали. Они всегда были чрезмерно громкими. Хотя это довольно странно, ведь до прихода Моблита шум в зале не был редкостью. Только Флок постоянно занимал место у окна и, обняв себя руками, разглядывал что-то за пределами ограждения — социофоб, единственный кроме Леви, кто вёл себя тихо. А вот остальные не стеснялись кричать, спорить и громко смеяться, словно они все находились в настоящей психушке. Ирония судьбы или карма, но на самом деле в ней они и пребывали. Леви со вздохом покосился на всё те же часы, что издавали неприятные звуки, выделяющиеся на фоне остального гама, и раздражённо фыркнул. Опаздывает на десять минут. Сейчас Моблит нервировал его так же, как Саша своими вечными шуршащими фантиками и без того психованного Конни. И чем быстрее Леви окажется в своей палате с чашкой чая, тем лучше. Однако часы как назло заглушали своим тиканьем остальных пациентов, словно смеясь над ним и поймавшей его в ловушку ситуацией.

В целом, как бы он ни пытался отнекиваться, сеансы групповой психотерапии ему помогали. Конечно, всё окружение до сих пор было заполнено серыми оттенками, несмотря на яркие стены в зале, куда Ханджи протоптала ему дорожку в группу поддержки или «Круг доверия» — как они сами любили себя называть. Но это всё равно действовало на него не самым худшим образом. Появилась новая причина вставать с больничной койки и выходить за пределы уже облюбованных стен. Его постепенно увлекали чужие рассказы, вызывая какой-никакой интерес. А это уже неплохой шаг в затяжной депрессии. Только вот за три месяца могло быть и лучше.

Взгляд зацепился за лишний стул, который находился рядом с Браус и теперь разделял её с Конни, что очень радовало последнего. <i>Стула явно раньше там не было</i>, подумал Леви и отметил, что, наконец, его внимание снова привлекло что-то, кроме желания вернуться к Эрвину, палате и чаю. Новенькие были редкостью. За три месяца, которые Леви отлёживал в этом месте бока, от них ушло пять человек, а пришло всего двое. Хистория с пограничным расстройством и, судя по дополнительному месту, кто-то ещё.

Через какое-то время дверь позади скрипнула, и послышался голос их психотерапевта, который, как и обычно, поприветствовал всех ещё от дверей. Леви не обернулся, продолжая буравить взглядом заинтересовавший его стул, словно цепляясь за ещё одну надежду не потерять интерес ко всему на этом свете. Все притихли и начали медленно формировать слегка разбившийся круг. Леви этого делать не пришлось, ведь он всегда приходил и садился на своё старое место, отрешённо смотря в окно, пока не произнесут его имя и не заставят представиться или вовсе поговорить о его проблеме.

— Не стой там, садись. Сейчас будем знакомиться, — сказал Моблит и дружелюбно улыбнулся, вооружаясь карандашом и блокнотом. Правда, к Леви иногда приходили мысли, что мужчина и вовсе ничего не записывает, рисуя всякие каракули, как это часто бывает в фильмах. Иначе что ещё там можно так быстро малевать, а потом делать невероятно заинтересованный и приветливый вид, словно он родился с таким лицом?

Леви пропустил мимо ушей сказанную фразу, лишь молча проследил, как его обошёл какой-то парень и сел на тот самый стул, за которым в голове у мужчины уже был намечен план наблюдения. Юноша с первого взгляда выбивался на фоне собравшихся: слегка запуган, поглядывал на окружающих с неким недоверием, словно считая всех присутствующих киношными психами, что сидят в смирительных рубашках и набрасываются на всё, что движется. Внешность была самой обычной. Не урод, даже смазлив, с мягкими ещё детскими чертами лица, но Леви это нисколько не тронуло. Он не был в его вкусе, хотя в глаза бросалось кое-что необычное. Это и заставило Аккермана задержать своё внимание на новой персоне дольше обычного. Огромные глаза, похожие на море в ясную погоду. Для любого моряка, захваченного подобным цветом волн, за честь отправиться на дно.

Любопытство Леви не осталось незамеченным. Все разглядывали новенького, а новенький в свою очередь рассматривал их, однако именно на Леви его взгляд остановил своё движение. И так безмолвно и изучающе они смотрели бы друг на друга, если бы парня не отвлёк голос Моблита.

— Ещё раз доброе утро. Все в сборе? Хорошо, тогда начнём, — сверкая улыбкой, сказал мужчина. — Сегодня у нас, как вы уже заметили, новенький. Эрен, представься остальным.

Этот самый Эрен вздохнул и натянул слабую улыбку, деланней которой Леви в жизни не видел. Ну, паренёк хотя бы старался.

— Привет. Меня зовут Эрен Йегер. Мне двадцать три года. Я здесь из-за родителей, которые считают, что мои попытки суицида — это способ привлечь их внимание. С самого начала это звучит херово, — усмехнулся он уже более правдиво, но крайне печально.

— Эрен, мы тут не выражаемся, — поправил его Моблит и замахал рукой, словно хотел вызвать горизонтальный водоворот. — Продолжай. Расскажи нам о себе.

— Тут и рассказывать нечего, — начал парень, потупляя взгляд, словно стыдился того, что собирался поведать. Он открыл рот в попытке продолжить и тут же замолчал, тряхнув головой, будто отмахиваясь от плохой мысли. — Серьёзно. У меня нет того, что достойно внимания психотерапевта и кучи незнакомых мне людей.

Леви закатил глаза, вновь устремляя свой взгляд на огромную ракиту за окном, которая часто с порывами ветра стучала в стекло своими тонкими прутиками, порой заставляя Конни дёргаться и нервно поглядывать в её сторону. Леви же, напротив, шум ветра, шепчущегося с листвой, и лёгкое постукивание по оконной раме успокаивали. Он смотрел на танцующий под песни Зефиров лиственный ковёр, что мешал обзору на цветущий сад, — и обычно всё снова становилось неважно. Не важно, что в летний полдень ему как никогда хотелось чая, не важно, что он Леви Аккерман, не важно, что человек, которого он любил, который клялся, что будет рядом вечность, поступил с ним как подонок. Но сейчас картина с улицы не избавляла его от чувств. Он был заинтересован разговором новенького и Моблита.

— Не переживай, Эрен. Мы все тут со своими проблемами и страстями. Ты можешь сказать, из-за чего ты хотел уйти из жизни, и никто тебя не осудит, — подбодрил его спокойный и ровный, слегка снисходительный голос, которым Моблит говорил тут со всеми, как с детьми, и это злило Аккермана. Ему нужна помощь, а не нянька. Видимо, Эрен разделил его мысль, даже не спросив разрешения на подобную наглость. Леви скривил губы в усмешке на собственные странные мысли.

— Не надо говорить со мной, как с маленьким. Я понимаю.… Но мне нечего вам рассказывать. Моя проблема не суицид, а родители. Вы мне ничем в этом не поможете. Я не хочу ничего. Ни общаться с вами, ни оправдывать чьи-либо надежды. Из-за их «должен-должен-должен» я не знаю, чего хочу, не знаю, что люблю, что мне нравится. Мне известны лишь только мои обязанности.

Леви чуть наклонил голову, искоса поглядывая на заинтересовавшую его личность. За три месяца пребывания здесь ещё никто не пытался отстраниться от помощи и общения. Даже Флок со своей проблемой охотно шёл на контакт. Что-то определённо новенькое. Этот парень на ночном стационаре?

— Эрен, я тоже понимаю. Ты ещё не готов довериться нам, поэтому поговорим о твоих родителях и жизни на следующем сеансе. А пока ты должен немного освоиться, присмотреться.

«Ты не один, мы рядом» — раздался хоровой голос, в который пришлось вписаться и Леви по правилам этой секты, как он уже начинал считать.

Все получили от парня ещё одну притворную улыбку и слабый кивок головой с тихой благодарностью.

Леви опять буравил взглядом прежнее место, но уже не стул, а того, кто на нём сидел. Он не скрывал своего интереса. Ещё бы, впервые за большой промежуток времени он был сконцентрирован так долго и просто боялся потерять эту заинтересованность. Что, конечно же, не осталось без внимания. Поначалу Эрен неуютно ёрзал на стуле, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд, и, делая вид, что ему есть дело до всех этих людей, слушал, как они поочерёдно представляются. Только вот терпение быстро подошло к концу, и, нахмурив густые брови, юноша сверкнул недовольным взглядом в сторону Леви, словно уже давно знал, кто наблюдает за его скромной персоной. Мужчину от этого не бросило ни в жар, ни в холод, поэтому Эрен смягчил выражение лица, осознав, что его взгляд не действует на эту ледышку, и смотреть — вернее пялиться — никто не перестанет. Он вопросительно и даже с неким вызовом приподнял одну бровь. Примеру последовал и левый уголок губы, словно этому Шерлоку была известна каждая потаённая мысль Аккермана. Только вот ведь незадача, сейчас его сознание совершенно пустовало. Если бы кто-то залез в голову мужчины и попытался изобразить его мысли красками на холсте, то не смог бы, наблюдая кромешную пустоту, в которой слышны лишь стук ракиты о стекло, царапание карандаша об исписанный лист блокнота и приглушённые голоса собравшихся на заднем фоне. Но вскоре размышления о том, что парень не из робкого десятка, стали быстро заполнять внутреннюю пустоту, ведь он тоже начал бросать внимательные взгляды, отлично зная, что Леви всё видит. Это уже была не групповая психотерапия, а забавная игра в гляделки. Леви был уверен, что выиграет у парня, но его отвлёк голос Моблита, на которого пришлось взглянуть.

Со стороны послышался смешок.

Леви прослушал, чего от него хотят, однако он тут уже достаточно долго, чтобы сообразить, что, помимо его краткой автобиографии, в данный промежуток времени Моблита ничего более не интересует. Леви бегло окинул взглядом циферблат на стене и вздохнул. Как минимум, ещё около часа.

«Леви Аккерман. Мне тридцать один год. У меня затяжная депрессия из-за того, что мой парень никогда не был моим парнем. Он был любовником директора в компании конкурента и просто втёрся в моё доверие. В итоге он слил все важные сведения» — стандартный рассказ, который Леви выучил уже наизусть, изредка меняя слова местами, но суть всегда оставалась неизменна.

— Леви Аккерман. Мне тридцать один год. У меня затяжная депрессия из-за того, что… — запнулся. Впервые за три месяца заданная система дала сбой. Отчего-то продолжать желания не было.

Все притихли, и Моблит насторожился, в который раз за последние минуты отмечая что-то в блокноте, а затем попросил его рассказать причину всё тем же тоном, которым говорят с душевнобольными.

— Всё из-за того, что теперь я безработный, без семьи, друзей, отношений, целей, — выдохнул Леви. — И вот я вынужден быть здесь, иначе у меня не будет причин жить дальше.

Моблит продолжал молчать, что-то обдумывая в голове. То, что он не переходил к следующему человеку, настораживало.

— Я вижу прогресс. Уже получается забывать Майка? Ты иначе сформулировал свою проблему. Меньше акцента на нём, — наивные нотки в вопросе.

— Забудешь тут, — фыркнул Леви, явно недовольный этим именем и скрестил руки на груди. — Не думайте о красном, говорят вам. О чём в первую очередь думаете вы? Не думай о Майке, говорят мне. А о чём тогда, о ромашках, да? Не совсем понимаю, зачем мне его забывать. Он был мудаком, который действовал на два лагеря, и испортил мне жизнь. Напомню, что из-за него я отвернулся от друзей.

— Тогда отныне мы сосредоточимся на другой проблеме. Как ты думаешь, в чём она заключается?

— Если бы я знал, то не сидел тут с вами. Просто не хочу думать. Ничего не хочу, кроме как вернуться обратно в палату, лечь на кровать и смотреть в стену.

— Погорячился я с прогрессом, — пробубнил под нос психотерапевт, однако в следующую секунду с новым энтузиазмом поднял на Аккермана взгляд. — Ну а как твои дела сейчас?

— Потрясающе, — отвечает Леви с явным сарказмом, — почти забыл о Майке, желание сдохнуть уже не так сильно, а в больнице почти не воняет дерьмом.

Леви услышал что-то про запрет на бранные слова, а потом стал безучастен к разговору. Он бы снова вернулся к единственной подруге за окном, которая скрашивала его пребывание здесь, но сперва мужчина услышал тихий смешок на свою фразу, а затем в хоровом «Ты не один, мы рядом» он отчётливо уловил новый голос, и взгляд сам нашёл выразительные глаза. Эрен смотрел не как остальные, что щедро одаряли его жалостью. Ощущение, словно паренёк понимал его. Если память ему не изменяет, до этого пухлые губы вовсе были сомкнуты, пока Леви бормотал под нос за всеми эту мантру. Глаза смотрели странно, губы улыбались лукаво, но сбежать от этого взгляда мужчине не хотелось. Это почему-то отдалось в груди чем-то старым, давно забытым и страшным — чувством. Не жалостью к себе, не скорбью и тоской, ни виной и обидой, а чем-то иным, вроде простого «мне на тебя не плевать».

— Флок, — со вздохом и плутоватой улыбкой произнёс Моблит, смотря то на Леви, то на Эрена, и, наконец, обратился к собеседнику. — Мы обещали поговорить с тобой на прошлом сеансе. Рассказывай, какие изменения произошли с тобой за эту неделю? Всё ещё боишься просить добавки в столовой?

После завершения исповеди социофоба, первым из зала вышел Леви, чувствуя затылком пристальный взгляд. Хотелось обернуться, но ноги сами понесли его прочь, подальше от ободряющих надписей на стенах, многие из которых были просто бессмыслицей. Каждый шаг давался нелегко. Конечности за время долгого пребывания в лежащем состоянии и отсутствия нормального питания и сна ослабли, словно им тоже надоело носить на себе просто мешок мяса, крови и костей. Хотя какие там кости — труха, и та перестала поддерживать Леви, который превратился в коробку переломов. И что бы он делал без «Круга доверия»? Там ведь каждый повторяет одну и ту же фразу, словно заезженную пластинку, не из-за того, что им сказали это делать — всё дело в искренности и взаимопонимании. Конечно. Атмосфера любви и творчества, не иначе. По идее, такая только в могилу свести может, однако это помогало, чего Леви не мог понять.

Отдалённый шум отделения был слышен уже на подходе. Леви устало покосился на холл, где почти все больные, за некоторым исключением, любили проводить время, и, не заметив там Смита, отправился к палате. Помимо него самого там лежало двое, хотя кроватей было на одну больше. Смит и сопляк с шизофренией. Леви застал там только одного из них. Жан считал, что свободная кровать принадлежит Марко, поэтому искренне не понимал, почему все считают, что никто на ней не лежит. Вот и сейчас он сидел на стуле и разговаривал, как он считал, со своим лучшим другом, обращаясь к пустоте. Аккерман не стал прерывать идиллию и, чертыхнувшись, забрал две кружки — одну со своей, а другую с эрвинской тумбочки. Уже направляясь к выходу, он заметил незнакомую книгу на ничейной постели. Жану было запрещено читать — чтение оказывает негативное влияние на и без того шаткое состояние парня, поэтому откуда взялась книга, Леви совершенно не понимал. <i>В любом случае, не моё дело</i>, подумал он, выходя из палаты. Мужчина не врал, когда говорил на терапии, что в больнице воняет. Правда, не дерьмом, если не считать туалета, а чистотой. Он никогда бы не подумал, что ею может вонять. Может. Когда она смешивается с запахом медикаментов, когда ты дышишь только ею на протяжении уже трёх месяцев, когда этот запах уже въелся под кожу, вполне может.

Осмотревшись по сторонам, Леви печально взглянул на пустой коридор и столовую в конце, где уже ждал нагретый чайник, который в это время ставил себе персонал и с радостью делися с двумя пациентами. Но где же Эрвин? Видимо, на этот раз Леви придётся идти самому, что он безумно не любил. Ведь по пути всегда кто-то решит завязать разговор, а Леви предпочитал избегать как ненужные контакты, так и любые другие действия. Что-то делать он тоже не любил. Любил он здесь только чай. И то с натяжкой от слов «привязанность» или «вкусно».

Когда Леви прошёл уже около половины, слушая с одной стороны сильные порывы летнего ветра за окном, а с другой приглушённый хор голосов, которые пытались говорить одновременно, как его нагнал запыхавшийся Эрвин. Он пытался объяснить что-то, но Леви не слушал. Аккерман вручил ему в руки кружки и отправил вперёд. Возвратились в палату они уже вдвоём. Аккерман открыл скрипучую дверь, пропуская вперёд человека с кипятком и почти врезался в его спину, потому что мужчина замер чуть ли не на пороге.

— Чего встал? Ты… — уже начал что-то говорить Леви, но, выглянув из-за широкой спины, заметил Жана, схватившего Эрена за грудки. Они о чём-то спорили, но Леви было не интересно. Он больше удивился присутствию Эрена в своей палате.

Заметив вошедших, Йегер слегка притих, пытаясь отцепить от себя Жана. Тот кричал что-то про то, что Эрен враг человечества и он специально сел на Марко. Эрен же кричал, что на кровати нет никакого Марко, и это распаляло гнев Жана ещё сильнее. Нельзя говорить психу, что он псих — простое правило.

Смит уже двинулся разнимать их, несмотря на две кружки в руках, но Леви придержал его за локоть, забирая чай.

— Позови лучше кого-нибудь. Сам знаешь: полезешь, окажешься привязанным минимум до завтра, — сказал он и медленно отошёл к своей кровати, ставя кружки на тумбочку с таким спокойствием, словно ничего и не происходило.

Пока Эрвин ходил за помощью, успела завязаться драка, невольным свидетелем которой стал Леви, медленно попивающий свой остывающий чай. Пока Эрен косился на мужчину, пропустил первый удар. Этого хватило, чтобы вывести мистера суицидника из себя. На помощь пришла одна Микаса, вооружённая острой иглой, которую незамедлительно вколола в шею Жана, после чего оттащила не сильно сопротивляющегося Эрена. Пока Смит укладывал в постель разморённого Кирштайна, Микаса привязывала Эрена, который совершенно не понимал причины.

— Что ты делаешь? Он первый полез, слышишь? — повысил он голос, но девушка просто туже затягивала ремни на руках. — Да я не собирался с ним драться. Почему он просто лежит под кайфом, а меня связывают? Или у тебя такой фетиш?

Шутка ужасная, пошлая, но, кажется, Эрен просто старался разрядить обстановку.

— Я больше наручники люблю, а не ремни, — фыркнула девушка, решая, что ноги связывать нет нужды. Эрен не особо-то сопротивлялся.

— Вау, хмурая девочка умеет говорить? Приятный сюрприз.

— У тебя фетиш на хмурых? — съязвила Микаса, поправляя халат.

— Только сегодня выяснил. И волосы должны быть чёрными, как уголь. А вот глаза… Серые, пожалуй.

Эрен на пробу дёрнул руками и печально вздохнул, улыбаясь непонятно чему.

— Ещё слово, и я приму это за флирт, — послужило ему ответом.

— Не с тобой, — сказал Эрен себе под нос, но Леви слышал, как и все в комнате.

Стоило бы спросить, если не с ней, то с кем. Видимо, девушка даже собиралась так поступить, однако Жан снова начал что-то бормотать, и медсестра принялась связывать и его на всякий случай.

Уже после того как девушка покинула палату, с Эреном заговорили.

— Привет, ты новенький? Что у тебя? Вспышки агрессии? — спросил Смит, как бы между прочим прося разрешения присесть на постель Эрена, ведь она стояла рядом с кроватью Леви, в отличие от его, что находилась у противоположной стены рядом с Жаном. Леви же наблюдал за всем молча, закинув ногу на ногу, и продолжал пить чай.

— Я Эрен, — сказал парень и покосился на Аккермана, улыбаясь, словно всё в полном порядке. — Агрессия тут только у этого придурка. Сказал, что я сел на его друга. Интересно, когда он придёт в себя, подумает, что я теперь на нём лежу? Быстро мы с ним сблизились.

— Я Эрвин, а это Леви. Ты не обращай внимания на Жана. У него шизофрения. Тут никто ничего друг о друге не знает, если не спрашивать, но я слышал, что это из-за того, что у него кто-то умер. Я думаю, что это и есть тот самый Марко.

Эрен отвёл от Леви взгляд, который блуждал по нему неприлично долго и дёрнул рукой, но тут же печально усмехнулся.

— Я бы пожал вам руку, но увы. Приятно, кстати, познакомиться. А почему ваш друг молчит? — сказал Эрен и чуть заметно кивнул в сторону Леви, который слушал их с интересом, но вида не подавал.

— Депрессия. Хотя обычно он много говорит. Да, Леви?

Все уставились на мужчину, который потянул Эрвину чай и внимательно, как-то даже тепло, посмотрел на него. Не как всегда.

— Хочу слушать. Куда ты постоянно пропадаешь? — спросил он, напрочь игнорируя находящуюся совсем рядом «морскую пучину».

— Кто знает… Открою окно. Пора пустить свежий воздух, — ответил Смит и направился в сторону старой оконной рамы, открыть которую даже у такого бугая, как он, получалось не с первого раза.

<center>***</center>

Вечером после ужина, которым Йегера и Жана кормили в палате из-за их наказания, принесли таблетки. Некоторые пациенты брали их самостоятельно на посту, а для особенных нужен был контроль. В число особенных входили Леви и Эрен. Леви из-за затяжной депрессии, которая в семидесяти процентах случаев приводит к суициду, а Эрен из-за уже случившихся попыток. Лекарства принесла Микаса. Она отдала дозу Леви и только потом протянула Эрену, за которым контроль должен быть строже. Он новенький, а потому доверие обходится слишком дорого.

Густые брови сошлись в одной точке, но рот послушно открылся, когда девушка поднесла какие-то пилюли к губам. Он даже согласился открыть рот для проверки. Ушла Микаса только тогда, когда убедилась, что всё было выполнено.

За Леви такого контроля уже не было. Ему отдавали таблетки и раньше просто смотрели за тем, как он запивает их водой, а с Эреном и это оказалось необязательно. Мужчина спрятал одну в кулак, а следом незаметно сунул под подушку, когда медсестра проверяла рот у Йегера. Вторую он послушно выпил.

Пришло время сна. Леви ушёл в душ вместе с Эрвином. Смит галантно уступил ему первую очередь, поэтому вернулся Аккерман уже один. Они немного опоздали из-за того, что Леви около десяти минут ходил по коридору и холлу в поисках своего спутника. Эрвин отлично знал, что Аккерман ненавидит его искать, но всё равно постоянно куда-то пропадал и после появлялся из ниоткуда. Именно по этой причине, когда Леви ступил на порог своей палаты, было темно. Послышался скрип дверных петель, когда мужчина попытался войти, пропустив вперёд себя люминесцентный свет из коридора, который яркой полоской упал на паркет и постель Эрена, но, кажется, тот не обратил на это внимания, продолжая спать. Леви не то чтобы волновал сон мальчишки, но оказалось приятно не стать причиной его пробуждения. Давно же не было этого чувства. Да и сейчас не до конца проснулось, ведь после того, как на тёмной стороне заворочался Жан, видимо, услышав скрип, было плевать, как и раньше.

Мужчина прикрыл дверь и подошёл к своей кровати. Лечь он лёг, но от этого никогда не было особого прока. Леви ни ворочался, ни искал нужного положения — знал, что не найдёт. Всегда засыпавший лишь под утро и дремавший на протяжении дня, он уже перестал пытаться спать нормально. Таблетку для сна он не пил не из-за вредного вызывающего зависимость эффекта, а из-за того, что…

— Спите? — спросил голос из темноты, и Леви открыл глаза, осматривая силуэт Эрена в лунном свете. Он покосился на кровать Жана, но оттуда не было слышно ничего, кроме характерного сопения во время сна.

— Нет, — прозвучало спустя целую вечность.

— Тогда могу я попросить вас об одолжении?

— Нет, — ровно таким же тоном ответил Леви, отворачиваясь к стене, чем дал понять, что разговор окончен.

— Я видел, как вы положили лекарство под подушку.

Леви не удержался от недовольного цоканья. Теперь ясно. Этот наглец хочет его шантажировать, но вопрос был в другом. Что ему нужно взамен на молчание?

— Какое <i>одолжение</i>? — спросил он с неприкрытой неприязнью.

— Ничего особенного. Просто не выкидывайте. Отдайте его мне, — шёпотом попросил юноша и звякнул пряжкой ремня, видимо, забыв, что привязан.

Леви не был идиотом и отлично понимал, что парень хочет сделать с таблетками, когда их станет достаточно много. Убийцей он становиться не хотел. Но на другой чаше весов был он сам. Не отдаст — и тот расскажет о его уловке. Тогда можно попрощаться с более-менее нормальным состоянием. Видимо, Леви молчал слишком долго, раз Эрен снова начал говорить. Вернее, совать свой милый нос в чужие дела. Леви потом подумает, почему он считает его нос милым.

— А почему вы их не пьёте?

— Одну пью, — нехотя ответил Аккерман и сунул руку под подушку, где всё ещё лежала таблетка. — Вторая мне не помогает. Чувствую слабость и усталость весь день. Впрочем, и без неё чувствую, но так ещё хуже.

Эрен молчал. Он ждал ответа на свою просьбу, а Леви в свою очередь взвешивал вопрос, сжимая в кулаке лекарство. Он убеждал себя, что ему нет делала до этого парня, но почему-то обречённо выдохнул пред ответом, который показался совершенно неправильным.

— Ладно. Сегодняшнюю я уже выкинул. Завтра.

— Спасибо, — через пару секунд ответил слегка дрожащим голосом Йегер. Идиот.

На следующей день Эрена и Жана отвязали и лишили прогулки, но только одного из них. Йегеру повезло, хотя выглядел он не шибко радостным.

Эрвина по обыкновению не найти, как бы Леви ни пытался, словно тот уходил и пропадал из отделения в аномальных зонах, а потом неожиданно появлялся из каких-нибудь нор. Окажись это правдой, Аккерман бы совершенно не удивился. Войдя в холл — самое нелюбимое место Леви, — который он называл «Комнатой чудес», мужчина сел у стены, как у него уже давно заведено, и принялся ждать Эрвина. Он не знал, что у него за болезнь, поэтому вполне допускал мысль о том, что у мужчины какие-то процедуры и терапии. Смущало только то, что они проходят без графика. Хотя и это можно было списать на специфику заболевания. Пугало, что число его исчезновений в последнее время возросло. Не хотелось бы, чтобы у Смита начались осложнения. В компании монотонного ожидания Леви сам не заметил, как начал рассматривать окружающих. На первый взгляд это совершенно обычные больные. Ничем непримечательные обиходные споры, беседы, сплетни, свои круги общения, даже иногда интриги и любовные увлечения — вполне естественные процессы общества. Однако Леви ничего об этом не знал. Эрвин иногда рассказывал, но не более. Сейчас же было время понаблюдать и взглянуть не только поверхностно. А если копнуть глубже, то пациенты психиатрии выдали себя многими пунктами. Поэтому он и считал это место чудаковатым.

Слух неприятно резал звук рвущейся бумаги, которую часто использовал Конни. Парня сие занятие успокаивало. Маленькие кусочки летели ему на колени и падали рядом на светлый пол, а он тем временем мог спокойно разговаривать со своей подружкой, как казалось Аккерману. Коренастый парень неподалёку тихо бормотал что-то себе под нос, и всё это начинало походить на аккомпанемент оркестра под нервные смешки девушки, которая щёлкала пультом телевизора. К слову, его можно смотреть только в определённое время, а сейчас он был выключен, и разметка закрыта специальным щитком. И что эта дамочка там видела, Леви только мог представлять.

Он обратил взгляд на часовой шкаф времён заложения самого фундамента здания. Находящиеся за стеклянными дверцами часы он снова слышал отчётливее всего в этой комнате. Но теперь к приятному тиканью присоединился скрип покачивающегося маятника.

Леви не сразу заметил, что не один такой наблюдательный. За ним так же велась слежка из другого угла комнаты. Кто же, если не Эрен Йегер, будет смотреть на него так нагло и открыто? Леви поймал его взгляд покрасневших от чего-то глаз и чуть вопросительно приподнял бровь. Эрен не был бы Эреном, если вот так просто перестанет пялиться. Накрыло чувством дежавю. Аккерману не хотелось проигрывать во второй раз. Он облизнул пересохшие губы и чуть наклонил голову в бок. На лице Эрена появилась еле уловимая улыбка.

В холл вошёл медбрат, говоря, что пришло время прогулки. Но Эрен принял правила Аккермана и не сдвинулся ни на миллиметр, продолжая играть в гляделки. Леви, видимо, не устанет ему проигрывать. Он встал и в числе первых вышел из отделения. Пришлось спускаться с третьего этажа, но в этот раз идти было уже легче, ведь в последнее время он довольно много двигался. По правде, хотелось вернуться, лечь в кровать и продолжать думать о том, как всё потрясающе. Но в часть его терапии обязательно входят ежедневные прогулки, независимо от погоды. Движение — это жизнь, кричала ему на ухо Зои и трепала по плечу. Иногда Леви даже сомневался, а точно ли она врач? Хотя её нормальное общение — без притворной улыбки и отношения, словно они малые дети, — очень даже подкупало.

Когда Аккерман вышел на улицу, в лицо ударил свежий воздух озёрной прохлады. Озеро — место, где Леви любил проводить весь час их прогулки, пока все игнорировали влагу и ветер, предпочитая тихие и уютные аллеи. По дороге к своему излюбленному месту, его окликнул уже знакомый голос, но мужчина не остановился, продолжая путь. Кажется, даже ускорил шаг. Но, видимо, от судьбы не сбежать. Его догнал запыхавшийся Йегер.

— Кролик, — тихо сказал он, выравнивая дыхание.

— Что?

— Католик. Я. А вы?

Леви чуть снизил скорость шага, чтобы посмотреть на Эрена и не пропахать носом заасфальтированную дорожку, ведущую к озеру.

— Атеист. К чему это? — спросил он.

— Знакомлюсь с вами поближе, — беззаботно ответил Эрен, и Леви в очередной раз подумал, что был прав — их сложно отличить от здоровых людей. Эрена сейчас выдавал лишь уставший взгляд, но на дне глаз горел некий огонёк надежды.

— А смысл? — подумав, выдал Леви. — Всё равно скоро умрёшь. Или хочешь пригласить на похороны? У меня они каждый день. График забит, прости. Поищи кого-нибудь другого.

Взгляд Эрена выражал недоумение. О чём думала эта лохматая голова, Леви было не интересно. Он сошёл с дорожки и направился к воде. Стряхнув с лавочки опавшие листья ивы, Леви пожалел о том, что сейчас у него нет книги. Впервые за долгое время хотелось читать. Но в итоге он просто сел и устало выдохнул, вглядываясь в водную гладь. Блики солнца играли на воде и слепили глаза, что ещё не успели привыкнуть к свету. Казалось, Эрен последовал его совету, однако сбоку скрипнули дощечки, и Леви почувствовал всем телом, что уже не один. Он посмотрел на парня. Тот был задумчив. Леви знал этот взгляд. Взгляд человека, потерянного в своих мыслях.

— У вас бывает такое странное чувство утраты? Словно вы потеряли что-то важное и никак не можете найти?

Вопрос прозвучал как что-то высокое, наполненное смыслом, но на деле…

— Я точно знаю, что потерял. Знаешь, что такое «всё»? Это я и потерял, — странно, но молчать или игнорировать не хотелось.

Шуршание ивы и короткие всплески воды действительно знали своё дело. Становилось проще. Не то чтобы совсем, однако в душе продолжалось строительство — удалось чуть приподнять каменный груз. Это облегчило ношу. Леви скрестил пальцы в замок и сощурился, покосившись на временную замену Эрвина, которой он сейчас был совершенно не против, как бы недовольно ни выглядел.

Красные глаза, долгие взгляды, запах мёда и тёплая улыбка — это и есть Эрен Йегер. Тот, кто считал, что его жизнь окончена. Про себя Леви мог сказать то же самое, но прерывать её физически он не станет. Всегда есть за что бороться. Нужно лишь хорошенько поискать. А пока он будет набираться сил.

— О, — выдал Йегер, всё ещё плавая на своей волне. — И как вы с этим справляетесь?

— Эрен, оглянись. Где, по-твоему, мы находимся? Я не справляюсь.

Перерывы между фразами стали привычным делом. Эрен слишком много думает, а Леви и не против. Голос его хоть и приятен, ласкает слух и заставляет себя слушать, но Леви нужно больше тишины. Так можно услышать себя.

— Думаете, это конец?

— Если бы я хотел говорить об этом, то пошёл бы к очкастой и поплакал ей в подол. Я просто хочу…

Сейчас Эрен слушал и не перебивал, но Леви сам оборвал фразу. Знал бы он, чего хочет, возможно, не торчал бы здесь. Кажется, парень это понял. Или нет. В любом случае он заговорил.

— Тогда давайте поговорим о чём-нибудь другом. Например, кем вы работаете?

— Ты сейчас не говоришь о другом. Это одно и то же. Я работал… Директором «Крыльев свободы».

Эрен чуть округлил и без того огромные как Байкал глаза и подсел чуть ближе, будто Леви не мог заметить.

— Тех самых? Мои родители заказывали у вас загородный дом. За столом только и велись разговоры о том, какой ваш архитектор гений. И разве может владелец быть кем-то уволен?

На милом личике читалось недоумение. Как ни крути, а к нежеланной теме они подходили всё ближе.

— Не может. Мы разорились, Эрен. Спросишь как — откушу язык, — предупредил Аккерман, не желая думать о Майке. Уже день он не вспоминал о нём.

— Не буду. Я помню, что вы сказали на групповой психотерапии. Я не совсем понял, о чём вы, но в вашей жизни явно был какой-то нехороший человек.

— Почему именно эта больница? — выдавил из себя Леви, удерживаясь от закатывания глаз на то, что к нему подсели ещё ближе. Он сам попытался сменить тему, ибо это отродье, видимо, не в силах. — Если у твоих родителей хватило денег на заказ в «Крыльях», то на лечение сына…

Эрен вздохнул и улыбнулся одними губами, отводя взгляд от Леви. Наверное, озёрная вода казалась ему куда привлекательнее. И тогда Леви подумал, что парень тоже не хочет говорить о своей проблеме, а родители ею и являлись. Он уже начал думать, о чём с ним можно ещё поболтать, но парень сперва издал странное мычание, а потом заговорил.

— Они думают, что я требую их внимание, как избалованный подросток. На самом же деле его у меня уже по горло. Я прошу свободы или чего-то ещё… Они думают, мне нужна не помощь, а урок. Никаких высококвалифицированных специалистов. Только я, штатный стационар и моя избалованность.

Родители этого парня слепы, глухи и тупы, как минимум. Смотря на юношу, Леви видел взрослого человека, который тоже пытался считать себя таковым, но просто не мог. Несмотря на довольно заурядную подростковую проблему и типичные способы её решения, Эрен не отталкивал такой глупостью.

— А вы?

— А у меня не осталось ни денег, ни друзей. Единственный родственник сказал, что переломает кости, если такой грязный педик, как я, посмеет его о чём-то просить.

— Вы гей?

Звучало без ноток ужаса, укора, неприязни или всего в этом духе. Голос лишь искрил удивлением и чем-то ещё. Наверное, это была…

— Нет, что ты. Майк — это пышногрудая блондинка с ногами от ушей.

Видимо, тогда Эрен не понял, что значит «работал на два лагеря». Леви не винил его, мал ещё. Молчание затянулось. Скорее всего из-за того, что Эрен соединял в голове всю полученную информацию.

Парень сидел довольно близко, и да, Леви не ошибся — от него пахло мёдом и молоком. Ужасающе приятно. Он помнил, как ещё в детстве во время простуды мама поила его этим, ведь денег на хорошие лекарства у них не было, а молоко она выменивала каждый день на яйца. Мама была последним человеком, который любил Леви просто так. И после её смерти он пообещал себе, что сможет добиться в жизни хоть чего-то. Сумел, да. Но потерял всё из-за того, кто не был достоин и ногтя с его ноги.

— Здорово, — непонятным тоном ответил Эрен, немного подумав.

На этом их разговор завершился. Они оба молчали, смотря на воду, и теперь к звукам вокруг добавился ропот дыхания Йегера. Стало спокойно, тихо и умиротворённо. Не так, как в больничных стенах. Леви знал — эффект не продлится долго, но даже если так, он хотел им насладиться.

Ветер принёс на хвосте отдалённые голоса и смех. Мужчина чуть прикрыл глаза, начиная острее чувствовать на коже щёк поцелуи прохладного воздуха, и почти улыбнулся, только вовремя вспомнил, что не один. Эрен смотрел на него. Непонятно, чем вызван такой интерес, но и сейчас он удивлённо его разглядывал, словно узнал какую-то тайну и старался с ней свыкнуться. Наверное, он разочарован, узнав про ориентацию Аккермана. Хотя, глядя на парня, нельзя быть точным в своих суждениях.

В тишине они сидели не так уж и долго.

— А как бы вы откусили мне язык? — почему-то спросил парень.

— Молча, — ответил Леви без особых вариантов и непонятно зачем начал представлять себе это.

— Но для этого вам бы пришлось меня поцеловать.

— Это сейчас боязнь того, что я тебя обезнатуралю? Или ты предлагаешь мне тебя поцеловать?

Эрен, кажется, смутился. Чудо, не иначе. Он поджал губы и театрально почесал себя за ухом.

— Ну, думаю, что обезнатураленное не выйдет обезнатуралить, — сказал он, а вернее промяукал, ведь его почти не было слышно.

Леви удивился. Действительно удивился. Теперь понятны заинтересованные взгляды и излишняя приставучесть парня. Но что ответить — он не знал. Знал только, что ему это не нужно. Слишком свежи воспоминания предательства такого же милейшего на первый взгляд создания. Сейчас, кроме собственного рассудка, терять нечего, однако ему всё ещё дорога собственная голова.

— То есть второй вариант? — усмехнулся Аккерман.

Эрен почему-то начал хихикать. Это флирт?

— Вы нетерпеливы. А как же ухаживания, комплименты и звезда с неба?

— Я не из тех, кто думает, что чувства проявляют подобным образом. Извини, но я не хочу. Тебе правда лучше подкатить к кому-нибудь другому. К тому же не ты ли хочешь умереть? Я не некрофил.

Эрен надул губы, но настроения не потерял, лишь покраснел пуще прежнего, откидываясь на спинку лавочки.

— Всё так сложно, — вздохнул парень и взглянул на свои запястья.

Леви тоже опустил на них свой взгляд. Старые горизонтальные, идущие прямиком от ладони и выше, шрамы усеивали левую руку, словно Эрен много-много раз царапал, а не резал. Выглядело так, будто он старался сделать себе больно, а не убить.

— Первая попытка была самая дебильная. Знаете, когда действительно не хочешь умирать, лишь поиграть в смерть, привлечь внимание, показать, что у тебя проблемы, если ушами никто не слышит? Я понимаю, что был дураком. Даже резал не так. Но жить тогда хотелось сильнее, чем когда-либо. Меня даже в больницу не положили. Зашили и домой отправили. Никто не подумал сочувствовать. Только сердились. Вторая попытка была более осмысленная, но цель та же — позвать на помощь. Я высыпал в кучку таблетки из аптечки и наглотался ими. Нужно было сначала пить снотворное. Это было дико больно. Думал, что захлебнусь рвотой, но страшно почти не было. Тогда даже подумал, что неплохо сейчас умереть. Но родители вернулись, как я и ожидал. Пролежал в больнице неделю. Тогда им и посоветовали не просто прислать ко мне мозгоправов, а положить в психушку. Но они сделали это только после третьей попытки. Третья была уже обычной. Я действительно хотел смерти. Но только в фильмах люстры прочные. У меня была какая-то… Поболтался немного и грохнулся.

Эрен засмеялся, но вскоре замолчал, смотря на воду перед собой. Леви ничего не понимал. Он разглядывал лицо, что сейчас утратило первоначальную беззаботность и приобрело серьёзный взрослый вид.

— Всё это из-за контроля. Абсолютного. Ни сидеть, ни вставать без разрешения. Я бы хотел хлопнуть дверью и сказать, что буду художником, а не врачом. Но я не знаю. Из-за того, что я думал, как мне говорили думать, я так и не понял, что люблю.

— В таком случае тебе сказали, что ты гей? — усмехнулся Аккерман, стараясь немного сбавить напряжение или разрядить атмосферу.

— Нет. Мне вообще говорили, что важнее карьера, а жену мне найдут. Да я и не понимал ничего. Слушал и кивал. Пора думать своей головой, решил я недавно.

Эрен загадочно улыбнулся одними губами и с толикой надежды взглянул на мужчину.

— То есть мне можно выкинуть таблетку сегодня вечером? Ты ведь жить намерен?

Парень молчал, потупив взгляд. Это злило. Злила неопределённость. Как он вообще набрался наглости и смел флиртовать, собираясь умирать? А что, если бы он тоже затронул струны в душе мужчины? Что, если бы привязал к себе?

— Леви… Всё не так…

— Просто? Хватит. Не ходи за мной, — бросил разозлившийся мужчина и резким движением поднялся с лавочки. Он даже не знал, что снова может так. Быстрыми шагами направился прочь, удивляясь, что в тридцать один год ведёт себя, словно ему снова шестнадцать. Злость на парня придавала ему каких-то сил, и он резво шагал к аллеям. По его подсчётам ещё около половины часа — и можно возвращаться обратно.

<center>***</center>

Прошло два дня и ничего не изменилось. Эрен продолжал смотреть, Леви проигрывать. Смит всё ещё куда-то пропадал, а Микаса опять связывала Жана за то, что тот лез с кулаками на Райнера из соседней палаты.

Жизнь в больнице текла своим чередом. И только Леви стал чаще появляться в коридоре и «комнате чудес». Тут его не так напрягали посторонние взгляды и лёгкий флирт Эрена, который сам не понимал, чего хочет. Леви пытался сбежать от его компании, но, в отличие от Эрвина, не знал, как пропадать так, чтобы не нашли.

Он уже два раза отдавал Эрену таблетки с тяжестью на сердце, но в третий раз лавочку прикрыли. Ханджи была чудаковатой, но дело своё знала. Она устроила Эрену проверку по возможным местам нычек, ведь работала не первый год, и нашла под матрасом, что очень оригинально, пока ещё маленькую коллекцию.

Слегка понюхав и оценив таблетки, она вынесла вердикт, что они принадлежат Леви. И их маленькая коррупционная система накрылась, хотя Аккерман был даже от части рад этому, ведь ему повезло больше — лишь погрозили пальчиком, но препарат отменили, назначив что-то более лёгкое, а Эрен теперь был обязан проходить каждодневную проверку. Стоило бы видеть в тот момент его выражение лица. Такое замученное, обиженное на весь мир. Казалось, что депрессия не только у Леви. Закончив со странной парочкой, Зои уселась на постель Эрвина. Пара стандартных фраз и они почему-то съехали с темы, начиная обсуждать какой-то бред.

— Вы идёте на поправку, как я погляжу, — улыбнулась шатенка.

— Всё из-за ваших книг, — беззаботно ответил Эрвин, чем вызвал у Ханджи лёгкое хихиканье.

Леви удивился. Недавно она чуть ли не хрюкала посреди коридора, заливаясь смехом с Моблитом, а сейчас кокетливо прикрывала ладошкой рот. Удивительная женщина.

— Они действительно способны исцелить?

— В них описывается любовь. Она, как известно, может спасти мир, не говоря уже о каком-то там больном, — гордо сказал Смит и потянулся к тумбочке, взял книгу и вернул её владелице. — Я закончил, спасибо.

— В таком случае мне больше нравится «Забытые с ветром», — изрекла женщина, ставя точку в своем блокноте, и взяла книгу. — Хотите, могу дать почитать. А если серьезно, любовь, конечно, какой бы сильной ни была, не способна вылечить психические заболевание. Однако факт того, что стабильные и поддерживающие отношения способствуют выздоровлению, научно подтверждён.

Леви нахмурился. Он взглядом метнул молнию в Зои и уже было открыл рот, чтобы начать спор — ведь любовь сделала с ним всё в точности наоборот, — как его опередили.

— «Как она ни пыталась, она не могла найти тут ни тени смысла, хотя все слова были ей совершенно понятны», — произнёс Эрен, смотря на Леви, как и все теперь в этом помещении.

Аккерман взглянул на Йегера, который выглядел по-необычному самоуверенно. Он смотрел с пониманием, но точным знанием того, что прав.

Воцарившееся молчание нарушила Ханджи.

— Леви, вы ведь знаете, что всё зависит от вашего выбора. Вы просто выбрали не того человека, но это не значит, что подобное повторится ещё раз. Вы просто должны быть более внимательными и меньше бояться и сокрушаться о днях минувших. Я уже говорила, что основная ваша проблема — вы сами.

Женщина вздохнула и поднялась с постели, глядя на связанного Жана. Пара минут беседы с ним и она ушла, пообещав, что откопает Эрвину ту самую книгу в своих захоронениях знаний.

Леви только хмыкнул и, накрыв себя одеялом, снова отвернулся к стене. Сейчас бы цитировать дурацкие детские книжки и пытаться сдохнуть. Нет, Эрен не злит, но Леви не нравилось, что с момента его появления всё идёт не так, словно что-то изменилось, и мужчину пугала мысль, что он не знал, в какую сторону произошли перемены. Не внешние, естественно. Что-то внутри отзывалось ноктюрном и пробуждало спящие чувства. Самые разные. Раздражение, брезгливость, радость, негодование и, кажется…

Верно, самые разные, но никак не безразличие. Жалость к себе тоже начала медленно затухать или скорее дотлевать огарком свечи. Жалко было, но уже не себя, что довольно-таки необычно. Мужчина только для вида и профилактики хранил прежнее выражение лица и продолжал каждый раз отворачиваться, когда Эрен пытался с ним поговорить. Пусть сначала в себе разберётся, а потом лезет в больную душу к другим.

Через ещё несколько дней прошла неделя с прибытия Эрена в отделение, как и наступило время очередного сеанса психотерапии. Идти Леви не хотелось сильнее, чем обычно. В зал их снова привели целым скопом, где уже ждал Моблит со своей дурацкой улыбочкой. Все сели на прежние места. Опять завелась старая шарманка, словно они все в детском саду, снова нужно было представляться. Леви всё так же слушал тиканье часов и ждал, пока назовут его имя.

До этого он мог уже по привычке смотреть на Эрена, изученного вдоль и поперёк, и бубнить всё ту же мантру вместе со всеми: «Ты не один, мы рядом». Кажется, Йегер делал то же самое. Леви чувствовал в теле лёгкое покалывание от блуждающего по нему взгляда и думал, что в таких случаях говорят «кожей ощущал, что на меня кто-то смотрит». Вот и Леви сейчас был во власти этого чувства.

Приветствие Эрена пропустили, а это значило, что сегодня он центр их внимания, как и обещалось на прошлой неделе. Когда пришла очередь Леви, мужчина слегка замялся, хорошенько обдумывая то, что хочет сказать.

— Леви Аккерман. Мне тридцать один год и я из тех, кто депрессует после тяжёлого разрыва и потери всего, чего только можно, из-за человека, которого любил на протяжении двух лет, — сказал он, решив, что такая формулировка самая удачная.

— Хорошо, Флок, теперь ты, — сказал Моблит, снова улыбаясь в свой блокнот. <i>Нет, он точно рисует наши карикатуры</i>, думал Аккерман.

После ещё нескольких человек, дело дошло и до Эрена, который едва ли голову в шею не загнал, вжимая её в плечи.

— Я не знаю, что говорить, — сразу предупредил Эрен, когда понял, что людей для представления больше не осталось.

— Давай начнём с того, как тебя зовут и почему ты здесь, — предложил Моблит, чтобы немного растормошить парня.

— Я Эрен. По мнению окружающих я здесь из-за того, что пытаюсь с помощью суицида привлечь к себе внимание, — сказал он, смотря в центр круга, где по паркету бегали солнечные зайчики, которые пробирались сквозь крону деревьев и стекло высоких арочных окон.

— А по твоему мнению…

— Из-за того же, думаю. Не знаю. Я ведь действительно устал. Вообще не хотел вам ничего говорить, ведь проблема не во мне. Да и сейчас не хочу.

— Тогда почему ты это говоришь? Есть особая причина?

— Особая? — спросил Эрен, и Леви показалось, что он усмехнулся. Наверное, просто показалось. — Ну да. Причина… она особенная. Не похожа на другие. Из-за неё я и хочу понять. Впервые появилась причина, и я очень не хочу её потерять.

Эрен выглядел весьма озадаченным. Он смотрел куда-то мимо всех присутствующих, словно видел в воздухе не летающую пыль, а что-то сокровенное и думал о чём-то своём.

— У меня такое чувство, что я теряю кое-что важное в тумане. Бегу, пытаюсь догнать, ухватиться за опору, а оно ускользает. Какой-то замкнутый круг, где я стараюсь поймать хоть какую-то цель, а её всё нет и нет. Есть только навязчивое «ты должен». Я должен хорошо учиться, должен перестать общаться с теми, кто на меня плохо влияет, должен принять выбор родителей по любому вопросу, ведь, как они говорят, им лучше известно, что мне пойдёт на пользу, а что нет. Я уже и сам не знаю — хочу умереть или начать жить. Пока я где-то посередине, всё как-то неясно.

Леви невольно представил туман у того самого озера в районе четырёх утра, когда солнце только-только поднимается из-за горизонта, но его света уже хватает, чтобы на земле наступили утренние сумерки. И Эрена. Потерянного, ищущего только из-за того, что знает, что должен искать, но не видит своей цели. Леви невольно хмыкает своим мыслям. Это ведь всё метафоры. Они служат для упрощения того, что человек пытается донести, но в данном случае они всё усложняют.

— Леви? Хочешь что-то сказать Эрену?

Этот вопрос прозвучал неожиданно. Видимо, Леви хмыкнул слишком громко. Отступать он не любил, да и не видел смысла, ведь сказать было что.

— Ты просто нытик. Плачешь, что у тебя нет выбора, но он, как бы ни звучало банально, есть всегда, — в довольно грубой форме сказал Леви. — Ты можешь продолжать попытки сдохнуть, можешь оставить всё, как есть, или поднять свой зад со стула и начать уже что-то делать, чтобы выйти из тумана, если угодно. От хождений по кругу и попыток найти опору, становится только смешно. Мне никогда не нужен был слюнявчик родителей, чтобы добиться чего-то в жизни. Их у меня просто не было. И тебе он не нужен. Если хочешь — делай. Слишком боишься ошибиться, но жизнь и строится на пробах и ошибках. Ясное дело, самостоятельность — штука не сладкая и очень тяжёлая, но я уже говорил: если не нравится, можешь пробовать первые два варианта.

— Тем не менее, ты всё потерял из-за парня, — не выдержал Эрен, явно злясь на Леви. Он нахмурил густые брови, но во взгляде не было враждебности, он словно кидал мужчине вызов. Парень даже забылся, обращаясь к нему не так уважительно, как раньше. — Знаешь, обзор хорош с высоты. Когда у тебя в этом плане всё нормально, ты можешь не понимать, что же не так с другим человеком. Это как доктор математических наук не может понять, почему у студентов возникают проблемы с простым уравнением. Но в своё время он тоже через это проходил и тоже было тяжело. Так вот, мистер Аккерман, опуститесь и займите моё место. Я, может, тоже не особо понимаю, где вы нашли у себя проблемы. Я вижу в вашей ситуации только плюсы. Можно найти человека, который не будет видеть в вас ходячий кошелёк. Майк же вас обманул в этом плане, да? Можно посвятить себя свободе, отныне возможно всё и никакого груза ответственности, укора — сплошная свобода. А тот, кто даже не любил вас, достоин ваших страданий? Из-за того, что вы зациклены на том, как больно он вам сделал тогда, вы не видите того, кто мог бы сделать лучше сейчас. Серьезно, выйдите из зоны своего комфортного уголка на кровати и начните жить.

— Аналогично, Йегер, — сквозь зубы ответил Аккерман и уже хотел продолжить их спор, но Моблит заговорил раньше.

— Мне кажется, что я тут уже лишний. Вы двое друг для друга неплохие психотерапевты. Но, Леви, позвольте мне сказать пару слов, — выдал быстро мужчина, словно боялся, что его прервут. — Без искры нет огня. Вам обоим необходим толчок. Твоя главная проблема, Эрен, не родители. Леви отчасти прав — это отсутствие твоего личного Я. Ты долго был под крылом, но, кажется, идёшь на поправку. Думаю, виной всему причина, о которой ты сегодня смог выговориться.

Моблит загадочно улыбнулся и что-то снова написал в блокнот. Леви почему-то хотелось думать, что написал.

Под конец они снова повторили обычные слова, и Леви вышел из комнаты раньше всех. Он снова хотел чай. Нужно было срочно вернуться в палату и послать за ним Эрвина. Но неудивительно, что Эрвина в палате не оказалось; проходя мимо холла, там его мужчина тоже не заметил.

— И где этого бровастого постоянно носит? — зло фыркнул Леви, стоя на пороге палаты.

Жан лишь пожал плечами, продолжая сидеть на кровати Йегера. Он постоянно это делал, всё ещё считая, что там спит его воображаемый друг. Сам же Эрен уже смирился и даже иногда отодвигался, когда Жан усаживался рядом для разговора.

— Кроль всегда ходит по белым клеткам к королеве, когда вас с Эреном забирают на территорию, — разоткровенничался Кирштайн.

Леви это показалось странным. Но слушать Жана — себе дороже, учитывая, что в голове у него сейчас идёт какая-то игра. Он взял свою кружку, прихватив и эрвинскую на всякий случай, после чего вышел обратно в коридор. Леви сомневался, что сможет донести две полных кружки с кипятком до палаты, ведь прежде сил на поднятие одной не хватало из-за невероятной слабости. Поэтому приходилось пить довольно странным образом, обхватывая кружку всеми пальцами сразу. Смит смеялся и тоже пробовал этот способ, но лишь удивлялся, говоря, что так тяжелее. Леви только пожимал плечами.

— Леви, подождите, куда вы постоянно убегаете?

Даже оборачиваться не хотелось, но скорость Леви убавил, смотря на обежавшего его парня.

— Тут тебе не стадион — бегать нельзя, — произнёс он, направляясь к своей цели, словно никакого парня рядом и не было. — Снова на «вы»?

Эрен отчего-то покраснел и замямлил, но через секунду понял, что Леви не в восторге от неразборчивой речи.

— Вы кого-то искали? — спросил он, смотря на две кружки в руках мужчины, хотя отлично знал кого. — Так вы правда не понимаете?

Леви правда не понимал. Он остановился, чего Эрен явно не ожидал и затормозил уже чуть дальше. Мужчина одним взглядом дал понял, что ждёт ответов. Эрен ухмыльнулся и посмотрел в сторону столовой, в направлении которой находились ещё и душевые, туалеты, технические помещения, сестринская, ординаторская и кабинет доктора Ханджи. На что намекал своим взглядом парень, было не понятно. Эрвин хомячит в столовой, пока никто не видит? Или у него постоянный запор? Леви выгнул бровь, демонстрируя негодование, и Эрен начал тихо хихикать.

— Уже всем в отделении известно, ради кого ваш друг читает романтический бред и где пропадает всё это время.

— Ханджи? — подумав, спросил Леви, но ответа не получил. Друг? Эрвин его друг? Аккерман почему-то улыбнулся. Оказывается, у него был друг уже как три месяца, а он дурак, думал, что одинок. Леви стукнул бы себя по лбу, не находись у него в руках две кружки, и было бы совсем неприятно, разбей он их себе о голову. Кажется, Эрен что-то понял по выражению его лица, раз сейчас улыбался во все тридцать два.

— Он вам не говорил? Выглядите так, словно вы в замешательстве, — сказал Йегер.

— Потому что так и есть. Мы… Мы могли говорить на любые темы, но любовь обходили стороной, исключая разговор о его бумажных романах. Теперь ясно, чья книга в тот день лежала на твоей кровати.

— Книга?

— Не важно.

Леви уже почти двинулся вперёд, но Эрен перегородил ему путь.

— Раз Эрвин не может, то вы не против, если я составлю вам компанию?

Взгляду щенячьих глаз вообще реально отказать? Эрен смотрел с надеждой и ждал. Лишь только хвостом ни вилял — и то из-за его отсутствия. Пришлось кивнуть. Эрен забрал кружку Эрвина и пулей помчался обратно в палату, вернувшись уже со своей.

Он оказался настоящим джентльменом, ведь на обратном пути умудрился и кружки нести, и Леви дверь открывать. Мужчина не был любителем такого внимания, но врать самому себе, что подобное ему не приятно, он не хотел. Это, напротив, льстило.

Жана, на счастье их обоих, в палате уже не оказалось. Возможно, пошёл развлекать Микасу в холл. Эрен сел на свою кровать и, скинув тапочки, скрестил ноги в позе лотоса. Ну, почти. Леви же устроился напротив, положив одну ногу на другую. В палате стояла тишина, нарушаемая только дыханием Эрена. Но когда тому стало жарко, он встал и открыл окно. Без всяких проблем, как делал это Эрвин, хотя комплекция у них была совершенно разной. Когда он вернулся обратно, то Леви рискнул нарушить тишину.

— Знаешь, я тут подумал… Ты был прав. Майк не та самая проблема, над которой я всё это время думал, — выдал он.

Разговоры о личном не его конёк и не были им никогда, но он правда старался. Если Эрен прилагал усилия ради своей причины, Леви тоже хотел.

— Да? И вы это поняли? Тогда в чём ваша проблема?

— <i>Без искры нет огня</i>, сказал тебе Моблит. Но я думаю, что я попал в такую же ситуацию. Мне нужна была новая искра, перспектива или причина. И кажется, я её вижу.

Эрен с надеждой оторвал взгляд от пара, который уносило от кружки с новыми порывами сквозняка, и взглянул на Леви, чтобы знать, куда он смотрит. Он смотрел на него.

— Я… — попытался что-то ответить Эрен, но не смог. Его губы расплылись в приятной улыбке.

— Ты… Как говорилось в одной дурацкой детской книжке: «Если в мире всё бессмысленно, что мешает выдумывать какой-нибудь смысл?».

Эрен буквально расцвёл. Он выглядел так, словно его поняли без слов, но на самом деле он наговорил много чего и его завуалированность оставляла желать лучшего. Парень поставил кружку на тумбочку Леви и быстро перекинулся через кровать, начиная копаться в своей. Через время он вернулся в исходное положение с книгой в руке. Леви смог прочесть название, напечатанное красивыми золотыми буквами на синем фоне обложки: Льюис Кэрролл «Алиса в стране чудес». В этой книге мужчина без труда узнал ту самую, что в первый день их знакомства лежала на кровати Эрена до прихода самого парня. Видимо, её оставил кто-то из персонала или сам парень, пока все ждали его и Моблита в зале.

— Это моя любимая книга детства. Да и сейчас она мне очень нравится.

— Мне её читала мама, — признался Аккерман. — Не одолжишь на пару дней?

Эрен отвернул обложку, но когда понял, что ручек у них нет, закрыл её и протянул Леви.

— Я вам её дарю.

Цоканье каблуков по паркету и женщина появилась из-за спины Эрвина, подавая ему новый роман.

— Вы довольно быстро читаете. Действительно так нравится? — спросила она и слегка поморщилась, пока Смит изучал новую книгу.

Ходить на каблуках Зои никогда не умела, но в последнее время очень стойко держалась. Всё началось с восхищения Эрвина Кэролин Дойлис — главным женским героем в романе одного норвежского писателя. Он наделил свою героиню задорным характером и длиннющими ногами, которые явились перед читателем ещё до самой девушки. Ханджи Зои не обладала таким богатством и всю жизнь проходила в балетках или ещё проще — шлёпках.

— Да. У вас очень хороший вкус. Никогда бы не подумал, что меня будут интересовать любовные романы.

— Тогда, может, чаю? Я так у вас и не спросила, что вы думаете насчёт мужа Кэролин. Мне казалось, что он не самый приятный человек. Мистер Смит?

Эрвин тяжело вздохнул и поднялся со своего кресла.

— Совсем забыл про чай. Леви наверняка меня уже обыскался. Простите, но в следующий раз. Ему и так не легко, поэтому кто-то должен быть рядом, — сказал он, двигаясь к двери, отчего доски под ногами неприятно заскрипели.

— Я понимаю. Вы действительно хороший друг. Это невероятно высоко ценится в наше время, — заявила Ханджи, прощаясь с мужчиной. Как только за ним закрылась дверь, кремового цвета туфли на высокой шпильке полетели с ног изнурённой женщины. Она с облегчением откинулась на спинку кресла, проклиная длинноногую Кэролин, которой мужчины доставались без особого труда, а Ханджи без толку билась о закрытую дверь сердца Смита уже несколько месяцев, флиртуя с ним, как только можно, но тот в конце всегда махал ей ручкой.

Эрвин шёл к Леви с улыбкой до ушей. Хотя бы в его личной жизни всё было более-менее хорошо, поэтому он считал свои долгом заряжать друга позитивной энергией. Не найдя его в холле, Смит двинулся к палате с уже приготленными отговоркой и извинениями. Мужчина был готов бегать за чаем хоть каждый час, если им разрешат точить врачебные запасы.

Дверные петли — чтоб они провалились! — снова неприятно скрипнули, когда Смит хотел войти в палату. Но далеко он не прошёл, замирая на пороге. Леви — тот самый Леви, что с кровати не мог встать из-за депрессии, — сейчас держал в ладонях лицо Эрена и целовал его без долей грусти и тоски. А Йегер с таким же пылом и страстью отвечал, запуская пальцы в черные волосы на затылке мужчины. Поцелуй они разорвали не сразу.

— Хотя бы дверь закрой. Бесплатный билет на шоу только VIP-персонам, — усмехнулся Аккерман, не отпуская из рук раскрасневшееся лицо Эрена. Останавливаться они явно не намеревались.

Смит быстро и как-то скомкано извинился и в спешке закрыл дверь с обратной стороны, замирая перед ней, словно пытался переварить увиденное. Погорячился он, думая, что это в его личной жизни всё хорошо. Он хмыкнул, понимая, что можно вернуться к Ханджи, за которой он как мог ухаживал полгода, получая лишь мимолётные касания и теплые улыбки, а Леви только бегал от Эрена на протяжении недели, а результат совершенно иной. Но не порадоваться за друга Эрвин просто не мог.

В кабинет Зои он вошёл без стука, просто забыв, что так нужно делать. Наткнулся мужчина на согнувшуюся пополам Зои, которая пыталась, не вставая с кресла, размять затёкшие ступни. Увидев Эрвина, она тут же подскочила, поправляя халат и нервно улыбнулась.

Эрвин молчал. Он аккуратно подошёл ближе и надавил на плечи женщины, заставляя её сесть на место. Сам же подвинул ближе второе кресло, сел в него, забирая себе на колени одну из ног Ханджи, и принялся её массажировать. Нужно следовать примеру Леви, иначе он тут ещё год бока пролёживать будет, танцуя возле снежной королевы. Женщина между тем начала таять, сперва покраснев, а затем медленно опустила плечи, расслабляясь.

— А Леви? — неуверенно спросила она, на что Смит усмехнулся.

— Мне кажется, скоро вам придется готовить две выписки, — ответил мужчина, но, взглянув на смущённую и довольную женщину, добавил: — Три.